Л.А. Симонова
АВТОР-ГЕРОЙ-РАССКАЗЧИК В «СЛАДОСТРАСТИИ» Ш. СЕНТ-БЁВА И «ЛИЛИИ В ДОЛИНЕ» О. ДЕ БАЛЬЗАКА
Романы «Сладострастие» (1834) Ш. Сент-Бёва и «Лилия в долине» (1835) О. де Бальзака строятся как исповедь главных героев, раскрывающих драматический опыт их любви. Рассказчик «Сладострастия» говорит об этом так: «…Я лишь хочу рассказать… о переломных моментах моей молодости и их результатах» [1, р. 11]. Несмотря на отчётливость видения прошлого, воспоминания героя «Сладострастия» несколько беспорядочны, рассказчик перескакивает с одного эпизода на другой, следуя прихотливости памяти. По наблюдению М. Летонена, рассказчик занимает по отношению к своему прошлому положение наблюдателя. Характер нарративной перспективы исследователь образно представляет как восхождение на гору: «взгляд на свою жизнь, который нам представляет Амори – панорамный, как пейзаж, созерцаемый с вершины горы»; «прошлое Амори, как неподвижная картина, разные части которой он обозревает одну за другой и которую может объять одним взглядом» [2, р. 93]. У Бальзака все события сосредоточены вокруг отношений между героями, любовь является той пружиной, которая разворачивает романное действие. У Сент-Бёва любовь Амори – лишь одна из составляющих его духовного развития. Так, значительное место Амори отводит воспоминаниям о занятиях наукой и литературой, о своём религиозном образовании.
Действие у Сент-Бёва затянуто, между Амори и его возлюбленной ничего не происходит. Динамизм роману придают лишь внешние события: поездка героя в Париж, заговор против Наполеона, в котором принимает участие месье де Куаэн, роман героя с мадам Р***, его поездка на фронт, пребывание в монастыре, возвращение в родные места перед отъездом за границу. Действие в «Сладострастии» развивается скачками: то замедляется, то резко убыстряется. Такое построение повествования объясняется в самом тексте: «Есть периоды и узловые центры в нашей жизни, когда после долгого затишья события вдруг разворачиваются, набегая друг на друга, как в тесном проходе» [1, р. 81]. Однако в романе Сент-Бёва существует «подводное течение»: если не уловить почти незаметные изменения, когда кажется, что ничего не происходит, многие поступки Амори могут показаться слишком непоследовательными, необъяснимыми. Это усугубляется тем, что сам герой отличается непостоянством, его часто захватывают самые противоречивые желания, он может неожиданно переходить от одной крайности к другой: от самоуглублённой, созерцательной жизни и изучения христианских философов к необузданным порывам страсти и обратно.
Амори близок героям других личных романов – Адольфу, Рене. Переживая глубокое чувство, он страдает из-за утраты своей цельности, несёт бремя подвижности, изменчивости человеческого бытия (в чём его можно сравнить с Адольфом). Амори терзается из-за непостоянства настроений и чувств, «ущербности человеческих взглядов и желаний» [1, р. 72]. Герой ни на чём не может остановиться, ничем не может удовлетвориться. В моменты платонических отношений он думает о чувственных наслаждениях, во время последних мечтает о чистом и высоком идеале. Эта особенность человеческого сознания для Сент-Бёва (в отличие от Констана) не представляет загадки, феномена: писатель склонен многое объяснять несовершенством человеческой природы. Герой Сент-Бёва часто не совпадает с самим собой, живёт двойной жизнью, его мысли и чувства противоречат его поступкам: «Отныне я жил двойной жизнью: с одной стороны, жизнью внутренней, насыщенной, сосредоточенной, с другой – активной жизнью головы и сердца» [1, р. 97]. По наблюдению М. Регара, в постоянных колебаниях, во внутренних спорах – этих «медленных пытках», которым подвергает себя Амори, – его «я» и обретает полноту [3, р. 70]. Герой Сент-Бёва, испытывая разочарования, переживая недостижимость идеала, узнаёт себя в Рене, считает его своим отражением, портретом. Таким образом, Амори несёт на себе печать «зла века», того разочарования, тоски и безнадёжного томления, выразителем которого стал Шатобриан. Трагическое мироощущение, осознание кризисности бытия роднят героя Сент-Бёва с героем Шатобриана, однако от Рене Амори отличает рационализм, с которым он подходит к оценке своих переживаний и поступков.
В отличие от романа Бальзака, в «Сладострастии» Сент-Бёва важна ситуация письма, большое значение имеет настоящее – время, когда рассказчик записывает свои воспоминания, располагает на бумаге события, в которых видит предварение своего теперешнего положения (он – член католической конгрегации). Исходя из достигнутой цели, которая воспринимается рассказчиком как осуществление земного предназначения, он и осмысляет всю прежнюю жизнь. По принципу «Исповеди» Августина создаётся линия судьбы как путь познания Бога. Рассказчик Сент-Бёва во всех событиях прошлого видит знак, указывающий на тайный смысл, прочитывает в событиях мудрую власть провидения: «…Сколько разрозненных, слабо отмеченных осколков, в момент письма ещё не имеющих объяснения, как будто они только пробуждаются, однако уже полные скрытой жизни и сурового смысла» [1, р. 134]. Смысл рождается во время письма, разрозненные факты обретают полноту провиденциального значения только в момент творения истории жизни в слове. Словами Р. Моло, «в неуверенности бытия форма письма образует устойчивость и представляет объект взгляду» [1, р. 113]. Воспоминания о прошлом дороги Амори как этапы пути восхождения к истине, в котором были как падения, так и прозрения Божественного глагола: «Воспоминание в моменты внутреннего равновесия всегда было основой и самым светлым началом моей жизни, меня легко несёт навстречу Небу. Я чувствую себя более благочестивым, когда вспоминаю о своём прошлом…» [1, р. 133] В заключительных строках исповеди всё «работает» на то, чтобы высветить полное перерождение героя, его разрыв с прошлым: Амори почти ничего не знает о судьбе близких ему людей, он покинул Францию и поселился в Северной Америке – благодатной земле с девственной природой. Сама Америка воспринимается рассказчиком как отказ от грехов «старого света», «последняя родина» [1, р. 286], как подготовка к переходу в жизнь вечную. Эта заданность жизненного пути героя Сент-Бёва, особая значимость конечной цели, является одной из отличительных черт «Сладострастия» как романа с ярко выраженной религиозно-дидактической направленностью.
Мотив памяти является одним из ведущих в романе Сент-Бёва, Амори-священник пишет свою исповедь в тени платанов на выходящей к морю террасе расположенного на одном из побережий Северной Америке монастыря, находя радость в мысленном созерцании прожитых лет: «… Вся моя прошлая жизнь напоминает о себе в чудесном чувстве, все мои воспоминания отвечают мне. < > Всё ко мне возвращается и со мной говорит» [1, р. 133–134]. Амори признаётся в своей потребности предаваться воспоминаниям, память позволяет полнее насладиться счастьем. При этом нет опасности поддаться соблазну, отвлечься от главного, находясь во власти произвольной эмоции. В конечном итоге, согласно философии Сент-Бёва, человек в полной мере владеет только прошлым: «Чтобы сделать испытываемое мной счастье наиболее полным, мне было нужно представить себе, что оно уже давно ушло от меня…» [1, р. 133] По признанию рассказчика, воспоминания доставляют ему наслаждение и утешение. Он не устаёт повторять о ценности, которым обладает для него запечатлённое в памяти прошлое. «О, эти моменты были самыми прекрасными в моей жизни, самыми лучшими» [1, р. 88], – говорит Амори о вечерах, проведённых наедине с мадам де Куаэн, когда их души сближались в долгих беседах, целомудренность которых вселяла веру в идеальное чувство. Заметим, что это признание, выдающее ностальгию рассказчика, ставит под вопрос основную идею Сент-Бёва, согласно которой вершина судьбы героя – в его отречении от земного и принятии им духовного сана. Проводя эту авторскую идею, рассказчик слишком часто указывает на превосходство настоящего над прошлым, достигшего благодати священника над страстным, суетным, заблуждающимся юношей: «Мы вспоминаем своё прошлое через нашу теперешнюю душу…» [1, р. 133] Получается, что, с одной стороны, рассказчик судит своё прошлое и дистанцируется от него, говоря о преимуществе настоящего, с другой же стороны, не может не получать удовольствия от воспоминаний, которые остаются ему дорогими (особенно детские годы, время ранней юности и общения с мадам де Куаэн).
В романе Бальзака дистанция между героем и рассказчиком совсем незначительна: у последнего нет скептического отношения к своему прошлому, нет отстранённо-критического взгляда на «безумства молодости», которые представляются ему необходимым опытом, закономерным путём взросления. У Бальзака рассказчик непосредственно переживает то, что с ним когда-то происходило. Прошлое существует для него как вновь актуализированная неразрешимая проблема, как продолжающий волновать неоднозначный опыт, подвести окончательный итог которого невозможно. Феликс де Ванденес вновь и вновь проходит в памяти своё становление. Его душевные раны ещё не затянулись, он постоянно возвращаться в своих мыслях к истории своей любви. К тому же всё, о чём рассказывается, пропитано ностальгией, рассказчик дорожит всем пережитым, принимает радость и боль, обретение и утрату. Осознавая, что всё им перечувствованное никогда не повторится (что соответствует романтическому мотиву «оскудения чувств» – годы старят душу, делают невозможным наивно-восторженное восприятие мира), он ещё больше ценит его.
В романе Сент-Бёва задана огромная дистанция между героем и нарратором: рассказывая свою историю, Амори бесконечно далёк от себя прежнего, он строго судит себя за слабости. В момент исповеди он – умудрённый опытом, убеждённый в необходимости следовать правилам христианской морали священник, который критически оценивает поступки молодого человека. Внутренне рассказчик переродился, кажется, что опыт молодости ему абсолютно чужд, эмоционально он его заново пережить не может. У Бальзака юность – прекрасная пора становления, у Сент-Бёва юность непреодолимо, неизбежно греховна, это время ошибок и заблуждений. Только в зрелом возрасте можно достичь гармоничного состояния, которое заключается в способности ценить красоту простых вещей, довольствоваться малым, вести созерцательную, размеренную жизнь дорожить внутренним покоем. «Красивая местность, мягкий воздух, прогулка неторопливым шагом в отбрасываемой деревьями тени, дружеская беседа или размышление» [1, р. 65], – таков идеал Сент-Бёва, заданный янсенизмом. Это счастье недоступно молодости, которая нетерпелива, порывиста, всегда готова устремиться в погоню за химерами и главное – чувственна, страстна. В момент исповеди Амори исправился: он набожен и мудр, обрёл душевный покой и избавился от своих пороков, что служит доказательством того, что Бог незримо направлял все его дела.
Герой Бальзака не обрёл конечной истины: тайна Божьего промысла, смысла человеческой жизни остаётся для него неразгаданной. Герой-рассказчик романа Сент-Бёва рассматривает свою жизнь как пример преодоления греха. Начиная рассказ, Амори задаётся целью предостеречь молодого друга от ещё большего падения, раскрыть перед ним настоящую причину его несчастий («Моё намерение восстановить и укрепить молодого друга» [1, р. 21]). Эта дидактическая цель дискурса во многом определяет наставительный, безапелляционный тон повествования. Рассказчик берёт на себя роль проповедника, который учит и направляет, определяя болезнь и способ её излечения. Сент-Бёв настаивает на универсальности морального урока Амори («Эта мораль единственная, универсальная» [1, р. 155]). Эта точка зрения с позиции некоего раз и навсегда обретённого знания, неопровержимость которого подтверждается всей историей героя, явно выраженный дидактизм исповедальной истории свидетельствует о единстве рассказчика и автора. История жизни героя «Сладострастия» часто прерывается нравоучительными пассажами (чего нет у Бальзака). Например, осуждается легкомысленное отношение к близким, душевная слабость перед искушениями, приходящее с возрастом притупление чувств и т.д. Рассказчик у Сент-Бёва может отвлекаться от событий прошлого и пускаться в философские размышления, стремясь найти объяснение отдельным обстоятельствам своей жизни и свести их к некой моральной максиме. Особое значение имеют рассуждения рассказчика о человеческой судьбе, которые проясняют провиденциальный смысл событий. В частности, рассказчик раздумывает о том, соответствуют ли человеческие дела высшему замыслу, и приходит к пессимистическому выводу о том, что человек ничего не знает об истинных законах мироздания, идёт по жизни вслепую. Человек же порвал связь с космосом, ограничив свою жизнь мелочами быта, повседневной суетой, погоней за удовлетворением эгоистических интересов. Разрыв с изначально гармоничным мировым целым усугубляется тем, что человек включён в историю с её катастрофичностью, разрушительной стихийностью.
Обратим внимание на адресатов исповеди в романах. Адресат исповедального письма у Бальзака – женщина, на расположение и любовь которой рассчитывает герой. Вообще, Феликс де Ванденес поверяет себя женским взглядом, соотнося своё поведение и свои мысли с женской оценкой (о чём говорит, например, его желание возвыситься до святости мадам де Морсоф, подражая её жертвенной любви и разделяя её религиозные убеждения). В характере Феликса много женственного: сентиментальность, ранимость, утончённость чувств, восприимчивость ко всякого рода влияниям, способность к состраданию. Адресат исповеди Амори – мужчина, в романе Сент-Бёва преобладает мужской взгляд на вещи. Амори заявляет, что сладострастие – это слабость человеческой природы, и присуще оно всем людям без исключения, однако, как оно проявляется у женщин и в какой степени определяет их мысли и поведение, герой сказать не берётся. Женщины в романе Сент-Бёва (за исключением мадам Р***), как это ни парадоксально, бесстрастны (страсть их никак не проявляется, они свободны в своих поступках). В этом их превосходство над мужчинами и одновременно изъян: они лишены возможности совершенствоваться, им, словно, отказано в способности духовно развиваться. Всё в «Сладострастии» подаётся с точки зрения мужской чувственности и мужского рационализма, автор исключает вопрос разницы пола, его герой не устремлён к загадке женского существа, целиком сосредоточен на самом себе. Общее в рассматриваемых романах то, что и Амори, и Феликс находят в адресате того, в ком не утрачена человечность, кто, по их мнению, нравственно превосходит окружающее их общество и лишён его пороков. Однако у Сент-Бёва подчёркивается сходство положения героя и того молодого человека, к которому он обращает свой рассказ. Рассказчик не видит никакой существенной разницы между собой и адресатом: у них одна болезнь, и следовательно, должно быть одно лекарство. Амори рассказывает свою историю с целью помочь юноше преодолеть порочную слабость, но хочет ли он побудить его к отказу от мирской жизни и будет ли выходом для него уход в монастырь, – неизвестно. У Бальзака исповедь импульсивна, эмоционально напряжённа, увлечённый образами прошлого, Феликс забывает об адресате послания (он почти совсем не обращается к Натали де Маневриль). У Сент-Бёва рассказчик уже духовно переродился, смотрит отстранённо на «толпу теней» [1, р. 73], не вживается в себя прежнего, не испытывает былых чувств. Его рассказ почти лишён эмоциональности, он рассудочен, логичен, подчинён главной цели – нравственному уроку. Амори часто обращается к адресату своей исповеди, не забывая, кому и с какой целью он рассказывает историю своей жизни.
У Бальзака нет фигуры издателя как посредника между читателем и рассказчиком, читателем и текстом, что усиливает интимное звучание исповеди. Слово Феликса обращено к любимой женщине и не преследует никакой дидактической цели, в повествовании преобладает не рассудочно-логическое, но эмоционально-чувственное начало. К тому же Бальзак настаивает на уникальности опыта своего героя: пережитое Феликсом не может быть прочитан как пример следования моральным нормам или отступления от них. «Сладострастие» Сент-Бёва начинается с предисловия издателя, который размышляет о своевременности издания книги, её целях, условиях её публикации. Введение фигуры издателя придаёт исповеди рассказчика функциональное значение: рассказ Амори становится нравственным уроком читателям, иллюстрацией зависимости людей от порока, который получает определение в предисловии и о котором заявлено в названии книги. Введение фигуры издателя позволяет Сент-Бёву подчеркнуть дистанцию между собой и героем своего романа, к тому же судьба Амори показана как законченная история: его земной путь завершился, герой умер за несколько лет до выхода в свет книги. К тому же благодаря введению фигуры издателя Сент-Бёв выступает сразу в двух ролях: писателя и критика. Из заключительных слов издателя следует, что возможно разное прочтение истории Амори: упоминаются родственники героя, которые холодно отнеслись к дидактизму книги и увидели в сочинителе покаянных исповедей скорее «любителя поучать» [1, р. 388], нежели христианина. Присутствие издателя яснее обозначает дидактический характер произведения: современность с её «путаницей взглядов, желаний, безумных чувств, исповедей и разного рода наготы» [1, р. 2] требует основанной на религиозном знании проповеди. Сент-Бёв не перестаёт настаивать на сходстве людей: жизнь каждого человека в своих основных проявлениях почти ничем не отличается от жизни других. Уверенность человека в том, что он не похож на других, – есть заблуждение. Это убеждение, высказанное Сент-Бёвом в романе, противоречит романтическому культу «я» и сближает идейную позицию писателя с просветителями: «Все думают, что носят в своей груди уникальные тайны, гордятся своей зависимостью от роковых сил, но по мере того, как сердце других, сердце тех, кто сталкивается с нами на улице, открывается нам, мы удивляемся, замечая там похожие терзания, сходные состояния… То, что составляет нашу жизнь, очень похоже, и человеческое сердце в современном обществе проходит тайные фазы, чьи формы и даже прихоти различаются лишь отчасти…» [1, р. 5] То, что прошёл Амори, проходит каждый, чем и объясняется полезность его исповеди, которая становится публичной проповедью.
Издатель утверждает, что ценность попавшего в его руки сочинения заключается в анализе страсти, к которой и сводится весь жизненный опыт героя. При этом естественные склонности не оправдываются, но, напротив, получают критическую оценку с точки зрения христианской морали. Человек слаб и грешен, что проявляется в его зависимости от чувственных влечений, не поддающихся контролю разума и подчиняющих мысли и чувства. Уже в самом предисловии герою выносится строгий, безапелляционный приговор. Определить грех – значит найти способ борьбы с ним, почти преодолеть его. Этой морализаторской цели и соответствует аналитизм повествования Сент-Бёва. Как бы ускользающая от определения чувственность подвергается всестороннему называнию, освещается в её разных проявлениях через эпизодические зарисовки поведения героя: «Настоящее содержание этой книги составляет анализ склонности, страсти, самого греха и всей части души, которой этот грех руководит и которой он задаёт тон, души бессильной, праздной, привлекающей внимание, глубоко личной, таинственной и скрытой, мечтательной до утончённости, нежной до томности, сладострастной, наконец» [1, р. 3].
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Sainte-Beuve Ch. Volupté. P., Charpentier, 1874.
2. Lehtonen M. Les «Mémoirs magiques» d`Amaury // Lehtonen M. Études sur le romantisme français. Helsinki, Suomalainen Tiedeakatemia, 1995.
3. Regard M. Sainte-Beuve. P., Hatier, 1959.
4. Molho R. Regard intime et construction de soi // Intime, intimité, intimisme. Lille, Éitions Universitaires de Lille III, 1976.
Впервые опубликовано: Симонова Л.А. Автор-герой-рассказчик в романах Ш. Сент-Бёва «Сладострастие» и О. де Бальзака «Лилия в долине» // Художественное осмысление действительности в зарубежной литературе. Межвузовский сборник научных трудов. М., 2014. С. 18-26.